Вот уже пять лет подряд она не умела плакать. Раньше она делала это регулярно, по поводу и без – капризничала, закатывала истерики, рыдала над трогательным фильмом или книгой. Впрочем, как и все девушки её возраста. Он не любил её слёз, вернее – не мог смотреть на них равнодушно и часто начинал реветь вместе с ней, если они были наедине. В такие моменты они были настолько близки, что, казалось, никакая сила на земле не могла разлучить эти две половинки одного целого. Так было раньше.
А теперь слёз у неё не было. Его тоже не было. Она была одна, абсолютно одна. Слёзы помогают от одиночества, от боли – после них, как после летнего дождя, все видится в новых свежих красках и дышать становится легче. Но она больше не умела плакать.
Каждый год в один и тот же июльский день она садилась в горячий медленный трамвай и ехала на окраину города. Только там она могла увидеть его. И только в один день в году. Она садилась на камень посреди пыльного сухого пустыря и ждала. Ей хотелось заплакать, но она не могла. Она была одна, абсолютно одна. Андрей зашел в два часа, когда Машка была уже тысячу раз собрана, перенакрашена и переодета. На дачу очень хотелось, а он все не шел и не шел. Когда же он был уже в дверях, она в срочном порядке побежала переодевать куртку – вдруг вечером будет прохладней? Андрей сделал замечание, что надо бы поторопиться – электрички ходят не по её личному расписанию. Машка огрызнулась, что и сам мог бы прийти пораньше. Из-за этого произошла небольшая ссора. Обычно такие ссоры моментально забываются влюбленными, они происходят по пустякам и не имеют никакого значения. Но эта имела. Это была последняя ссора. Больше они никогда не ссорились.
На даче было волшебно, даже комары куда-то попрятались от жары. В девять вечера вода в реке была как парное молоко, они купались бы всю ночь, если бы Андрей не порезал ногу. Он так переживал из-за своей царапины, что Машке пришлось оказывать ему первую медицинскую помощь половину вечера, пока ему самому это не надоело. Дома они пили вино и ели испеченный бабушкой пирог, взятый с собой в качестве праздничного ужина. Это было самое вкусное вино и самый волшебный пирог в ее жизни! А потом они смотрели какой-то фильм про любовь. Финал был традиционно счастливый, но психологически очень сильный, поэтому Машка как всегда расплакалась. Андрей гладил её по волосам и обнимал: ему тогда совсем не хотелось плакать, он был счастлив. А Машка плакала, потому что тогда она ещё умела это делать. Умела в последний раз.
Утром они снова купались и валялись в мягкой теплой июльской траве. Но всё когда-то кончается, днём пригородная электричка увезла их обратно в пыльный шумный город. От вокзала они прошли вместе только до дороги – дальше ехать надо было в разные стороны. Договорившись созвониться через час и нежно расцеловав друг друга на прощанье, они расстались. Машка переходила улицу и думала об Андрее, вспоминая вчерашний вечер и сегодняшнее утро. Её настроение зашкаливало за самое радужное, позади было столько счастливых моментов! А впереди… Впереди был огромный грузовик, резко появившийся из-за поворота. Водителя ослепило внезапное яркое солнце, он просигналил в последний момент, но Машка не успела сообразить, она была слишком далеко в своих мыслях. Мечтательная улыбка навсегда застыла на её лице. Теперь она не умела плакать.
Из двора показался знакомый силуэт. Это шёл он. Она знала, что он идёт ещё до его появления. Ей, как никогда раньше, захотелось заплакать. Прошло ровно пять лет с того дня, такого же жаркого и безоблачного, как сегодня. Помнит ли он? Конечно помнит. Помнит, как увидел грузовик и заорал, что было сил, но было уже поздно. Помнит, как на ватных ногах рванув к ней, чуть сам не угодил под машину. Помнит, как рыдал, не понимая и не видя ничего вокруг, над её телом. А она тогда стояла за его спиной и тоже хотела рыдать. Но именно в тот самый момент она поняла, что больше не умеет этого делать, и вся вселенская безысходность легла на неё. Сейчас она привыкла к этому чувству и уже не помнит, какой была прежде. А он помнит. Он помнит всё.
Он шёл не один: два года назад он познакомился с хорошей и милой девушкой. Эта девушка не вызывала неприязни или зависти – эти чувства тоже остались в том солнечном июльском дне. Просто было какое-то странное ощущение, напоминающее обиду. Эта девушка была рядом с ним, могла целовать его, держать за руку, и - просто умела плакать. И он был не один, у него была эта милая девушка. А она – одна, абсолютно одна. И вселенская пустота вокруг.
Настя, девушка Андрея, проходя по пустырю, непроизвольно посмотрела налево. Что-то задержало её взгляд на большом сером камне посреди поля. Она никого там не увидела, но внезапно ощутила какое-то гнетущее чувство обреченности, такое тоскливое, что на глазах внезапно появились слёзы, захотелось разрыдаться в голос.
- Что с тобой?- спросил Андрей?
- Солнце слепит… Глаза слезятся – слишком яркое…
Андрей посмотрел налево и у него тоже заслезились глаза. Тоже от солнца, только не от сегодняшнего, а от того обжигающе-холодного солнца, которое светило пять лет назад в этот же день.
- Да, слишком яркое…
Она посмотрела на него, больше ей ничего было не нужно – она прочитала всё, что он таил в себе все эти годы. Годы без неё. Ни одна земная сила не могла разлучить их. Неземная, по-видимому, тоже не смогла. Она уходила сегодня в последний раз. Он отпустил её. Теперь она могла спокойно уйти и ждать его не на этом камне, а где-то далеко-далеко.
И плакать ей больше не хотелось. И никогда больше не захочется. Ангелам это не свойственно.
